[…из путевых…]
Идея сходить в Кадир зрела несколько дней. Но сложилось так, что вызрела она именно в ту ночь, когда мы решили идти на Олимп. Все здравомыслящие идущие в гору плотно поужинав легли спать, а мы, переодевшись в подручно-дискотечный вид, договорились о перевозке и назначили время сбора на кухне. Судя по рассказам, ехать нам предстояло в некое таинственное место в горах, минут 40 ходьбы от моря. В этом загадочном уголке, в домиках на деревьях, собирались неформальные группы для ночных танцевально-курильных тусовок.
Пройдя сквозь ворота, мы по знаку кого-то на входе свернули влево и сразу попали в танц-хол. Это помещение метров 50 квадратных, сделанное в виде амфитеатра из весьма грубо обработанного дерева. Вообще, здесь практически все было выполнено из такого дерева, с элементами каких-то африкано-арабских мистических мотивов.
В помещении было ряда три ступенек, самой широкой оказалась верхняя. Именно на ней под одной из стенок холла мы увидели мини-бар, в котором кроме алкоголя и сока пить было нечего. Внизу, между ступенек виднелась площадка, похоже предназначенная для танцев, посреди которой горел костер из бревен, обложенный кругом из огромных камней. Над этим прямоугольником не было крова, и, если взглянуть вверх, можно было рассмотреть звезды. Тут же рядом, под стенкой, стояло несколько высоких столиков для посетителей. На торцевой стенке, той которая была прямо напротив бара, кто-то повесил большой белый экран, на который транслировалось непонятное, точнее непринимаемое мозгами, действо. Осмотревшись, мы вышли наружу для изучения окрестностей. Сразу за выходом из холла попали собственно на территорию этого самого неформального заповедника. Слева от нас стояли турецкие беседки с подушками и столиками, на которых уютно расположились завсегдатаи этого мирка, сонно посасывавшие кальян. Совершенно разношерстная публика слонялась по территории, курила на подушках, заходила в такой же деревянный, как и все остальное, паб. Сам паб представлял собой прямоугольный бокс с вырезами под окна, разумеется, без стекол. Внутри, кроме бара и столиков, было обилие всякой деревянно-металлической утвари. Внутрь заходить я не стал, лишь бросив взгляд на происходившее там. Прошелся дальше, вглубь территории, наткнулся на большие хомячники, висевшие на деревьях в метрах 5-ти от земли. К ним вели извилистые грубо сбитые лесенки. Да и сами помещения казались довольно грубыми и грязными. Надо сказать, что над всем этим хозяйством – ресторанами, холлом, пабом равномерно по всей территории возвышались домики на толстых соснах. Домики, похоже, были двух-трех местные, но, думается мне, жили в них гораздо большими “семьями”. Кое-где висели даже гроздья таких скворечников. Впечатление они производили мрачноватое и неопрятное, романтика отсутствовала напрочь, возможно из-за очень шумного наземного тусняка. Оставаться там мне не хотелось, почему-то в голову лезли какие-то жуткие кошмары из турецких сериалов о развратной жизни в хомячниках на деревьях и обкурки кальяном до свинячего визга…. А люди в беседках прямо на глазах стали превращаться в слизисто-дымных вялых бегемотов, сонно ворочавших своими огромными шеями и разглогольствующих об искусстве горного рока….
Отбившись от нашей шумной компании, я вернулся на танц-холл, где меня подобрал Рамазан, угостив стаканчиком отвратительного сока. Аська бегала по территории с видеокамерой. Где пропали остальные понять было невозможно. Хотя, вглядываясь в таинственные глубины этого мирка, можно было себе вообразить все что угодно.
Простояв возле бара минут с десять, и поулыбавшись всласть Рамазану, я таки выцепил глазами Женьку и Катю. Они, потолкавшись в двери, тоже заметили нас и подошли. Не танцевать было тяжело, но и площадка была еще пустой. Катю уже явно разрывало изнутри, и она стала тянуть на площадку Рамазана, попутно прося меня объянить ему, что происходит. Я, конечно, приукрасил обстоятельства, и Рамазан воодушевленно побежал танцевать с Катей. Мы с Женей, посмеявшись и пожав плечами, тоже спустились вниз. Девченкам танцевать, не выпив стаканчика какого-нибудь экзотического коктейля, было очевидно невмоготу, но собрав волю в кулак, они стойко терпели, и танцевали на трезвую голову. Площадка по-прежнему была пуста, только мы вчетвером выплясывали на славянский манер. Дурачась возле костра, находу сочиняли движения, изображая из себя великих хореографов. Возле дверей начинала собираться публика, постепенно принимая что-то в баре и оседая на ступенях амфитеатра. В какой-то момент по такому же пути прошли и знакомые нам лица. Сначала осев на ступени, они взволнованно осматривались, потом, видимо поборов себя, приняли смелое решение идти танцевать. К нам присоеднился Валентин и Вика. Заняв свои места возле костра, они начала осваивать ритм игравшей песни. Рядом стала бегать Аська с камерой, видимо наслаждаясь проснувшимся талантом оператора. Снимала она все подряд, с разных ракурсов, делая совершенно неожиданные броски с камерой, засовывая в объектив всех и вся вокруг. Тоже фактически делали и мы, только глазами. Рядом, чуть позади нас, возникла Светка. Чуть скованно, еще не согретая жаром костра, с необыкновенно серьезным выражением на лице, они принялась натанцовывать звучавшую песенку. Аська наконец избавилась от аппарата для фиксации жизненно-неформальных моментов, и присоединилась к нашей опьяневшей от музыки компании. Останавливаться не хотелось. Народу заметно прибавилось. Появились какие-то полураздетые потные мужчинки с застывшыми полу-улыбками на глазах и шарящими по сторонам глазами. По ту сторону костра двигались несколько томно-сладких пышных женских тел евпропейского происхождения, вытанцовывших медленно и грустно либо некое подобие брачного танца, либо то, что танцуют уже сразу после брачного сезона. Мальчик в черном платье, точнее широких брюках, смотревшихся как платье, и обрезанной кофте, с шикарными темными локанами, весь покрытый татуировками, с совершенно харизматическим выражением лица ни на шаг не отдходил от такой барышни. Вику нашел какой-то грузный раздетый москвич – они отдалились от нас, предавшись разговорам и грустным воспоминаниям о родном городе. Как выяснилось позже, они также обсудили чудесную историю сего места и необычно красивых развалин греческого города на пути к морю (тех, что стояли в нашей бухте). Валентин уже раделся по пояс и устроил шаманские пляски возле костра, с поднятыми вверх руками и движениями таза из стороны в сторону. Аська и Светка, разгоряченные жаром и дымом, но с трезвыми глазами, отбивали ритм своими тоненькими ножками. Сбоку всплыл седой полный старичок, заросший огромной длинной белой бородой. С бокалом в руках он медленно покачивался из стороны в сторону, наслаждась музыкой. Сверху на нас смотрели звезды. Жар от костра иногда был совершенно невыносимым, и мне приходилось отдалятся от него, чтобы немного остыть. Накурено там не было, но дым от костра на одежде давал о себе знать еще несколько дней. К двум часам ночи тело стало двигаться менее живо, да и голова периодически напоминала о том, что в четыре подъем и поход на Олимп. Трезвая голова таки смогла принять решение о возращении, и мы начали шептаться, крича друг другу слово “Пора!”. Собравшись у входа, принялись выуживать танцующих. Уже переместившись к автобусу, вдруг потеряли Аську – она решила ринуться в район боевых действих с камерой, и крича слово “я – международный журналист”, стала снимать что ни попадя в танцх-холле. Минут через пять, опомнившись, она вернулась в автобус, уже совершенно готовая к возращению в наш базовый лагерь. Сложнее всего было с Викой. Разговоры с соплеменниками ее увлекли с ногами, а стаканчик коктейля вскружил голову. Наконец, уговоры покорителя женских сердец Валентина подействовали, и ее силует показался в дверях. Пышущие жаром костра и излучавшие аромат дыма, мы собрались в автобусе, и оживленно галдя друг другу свои впечатления, двинулись в обратную дорогу по ночным горным лентам.
Leave a Reply