[…мысли вслух…]

Серо-пепельные узоры, что причудливо рисует мне струйка дыма в полумраке, неожиданно вызвали из глубин бурный восторг – то ли воспоминания, то ли предчувствия, то ли просто забытые ощущения.

Свалившееся на меня чувство того, что я живу не своей жизнью, незаметно для глаз превращается то в злость на кого-то, то в жалость к себе. Прямо как эти сизые узоры дыма в засыпающей в сумерках комнате, оно меняет форму по своему желанию, загоняя меня в разные углы моего же сознания. Как разбуженные пузырьки вверх всплывают воспоминания разных лет, мелькая на внутреннем экране и обреченно лопаясь у самой поверхности.

Отчаяние и любовь самых бездарных мгновений жизни постепенно сгущаются в безысходную тоску о том, что было незамечено в суете.

Миллионный пассаж чьей-то книги повествует об осени и одиночестве, а вторит ему нежная поступь моего воображения, рисующая на ледяной воде городского пруда зимние пейзажи.

Конец неминуем, как неминуемо новое начало. Быть может, не существует ни начало, ни конец, а лишь наше сознание разграничивает это для удобства своего восприятия?

Например, так: начало – это Да, конец – это Нет. Ну, так видимо проще, одно сменяет другое, и так до бесконечности. Так же, как неостановим ход наш внутренних часов, с каждым новым кругом приближающий тот день, когда ни вопросов, ни ответов не останется – впрочем, не останется ничего, кроме безмолвия и тишины.

Инертность сознания достает в край. Пассивность. Нет.

Что-то внутри рвется наружу. С дикими, но пока тщетными усилиями. Ты мечешься, пытаешься найти ход навстречу и помочь, но каждый раз твой ход оказывается неверен, а потраченное время безвозвратно утеряно. Изрытое норами сознание погружается в безудержную тоску от своего бессилия.

Позитивно отрисованные пейзажи твоего эмоционального фона угнетают своей эфемерностью. Им не суждено никогда воплотиться в той реальности, где самым важным измерением есть измерение оборотами часовых стрелок.

За свои 26 лет я не нашел ни одного однозначно сохранившего форму ответа, накопил кучу замусоленных вопросов, потерял неисчислимое количество секунд и наделал море глупостей. Чего стоит такая жизнь? Стоит ли она, что бы быть выраженной на бумаге, в словах или красках? Стоит ли она, чтобы быть прочитанной и забытой? Никто не знает…

Медленно бредущий навстречу ветру, я представления не имею, что значит для меня это существование. Ощущение тупой боли внутри от этого, а может от нового чувства, что я не делаю чего-то действительно важного в этой жизни, именного того, зачем я здесь был кому-то нужен, не отпускает меня далеко от себя.

Самое назойливое из известных мне явлений в этом мире – это мысли. Этот многотонный поток навязчиво-липких конструкций на мой взгляд, есть хитрый инструмент психоэмоционального слоя сознания, суть идеи которого есть запутывание внимания с своих бесконечных циклических лабиринтах. Ежедневные путешествия по ним – самое изнурительное действо это мира, чем-то напоминают мне сосущие движения огромной синей пиявки, обитающей где-то внутри нашего тела.

Изорванность, а может быть изрытость сознания, не зафиксированная полнота или глубина ощущений, заставляют писать. Писать, в общем-то, что попало. Без идеи, цели, сюжета и главной мысли. Я преклоняюсь перед мужеством тех, кто нашел в себе силы писать о чем-то, имея в себе некую мысль, или обволакивая в туман замысловатых сюжетов некоторую суть, именно ту, что превращает текст в силу. Скользя по поверхности своего сознания, я не нахожу ни единого места, за что мы можно было зацепиться, и которое сохранило бы форму хотя бы несколько мгновений. Все настолько быстро меняется, а одно и тоже явление предстает в столь различных проявлениях, что просто опускаешь руки в отчаянии, не зная с чего начать, что описать, и что за этим последует. Когда же эмоциональные поверхностные флуктуации прекращают свои хаотические движения, наступает момент безмолвия, когда слова теряют любое значение, а любое слово становится способным выразить все и сразу.

Бредущий по осенним зеркальным волнам городского озера, я иногда поворачиваю голову взглянуть назад – возможно там, на пустынном и холодном берегу, стоит некто, кому есть что мне сказать. Но, кроме горстки трепещущих на резком ветру тоненьких, словно изрезанных маникюрными ножницами, листьев, мой взгляд ничего замечает.

Возможно, сейчас время ужина, и все разбрелись по теплым квартирам в поисках еды и света.

Ритмичные всплески маленьких, словно игрушечных волн, ласкают светлый речной песок, обнявший озеро по краям. Запахи в этом воздухе напрочь отсутствуют, то ли потому, что это нос отказывается различать что-либо в зловонии городского смога, то ли потому, что все запахи попросту замерзли.

Я зову свои мысли, гуляющие то там, то сям на этом полудиком клочке городского парка, назад, к себе. Каждая из них самозабвенно тараторит о чем-то своем, только что увиденном и осознанном. Звуки их голосов сливаются в один сплошной гул, окрашенный в разные вечерние цвета, в большей части холодных оттенков. Я счастливо улыбаюсь им, как ребенок, встречающий свои новые впечатления. Пора возвращаться.

Бледно-оранжевый язычок полурасплавленной свечи почему-то мне кажется нежным. Нежным и беззащитным. Его жизнь измеряется длиной пластмассовой веревочки, утопленной в теплой парафиновой массе. Когда он опуститься к своему началу, я усну. А мысли, те, что сбежались на мой зов у озера, останутся здесь, пустынной ночной комнате, так и не будучи выслушанными и понятыми.